Краснодар, 15 марта – Юг Times. «Юг Times» продолжает публиковать еще одно произведение известного кубанского писателя Владимира Рунова, созданное в любимом им жанре исторических экскурсов.
Любой рубеж, будь он жизненный или исторический, заставляет оглянуться назад и заново переоценить все, что произошло. Смерть человека вдруг может вскрыть неожиданное отношение общества к нему, новые подробности его жизни, которые становятся важны для того, чтобы найти то ли справедливость, то ли тему для пересудов. Так и в эпоху государственных перемен - прежние герои становятся изгоями, а те, кто не был в почете, напротив, набирают силу и влияние. Эмоционирующие массы, перемещаясь от одного политического курса к другому, полностью обесценивают созданное ранее, отрекаются от собственных же взглядов. Автор пытается найти баланс именно на такой случай: как не потерять себя, когда песня прежних царей отгремела, а на смену им пришли молодые управленцы со своими амбициями. Времена меняются всегда неожиданно, а ценности должны оставаться, и одна из них - уважение к человеку, даже тому, которые никак не вписывается в новый курс.
Продолжение. Начало в № 32 (535)
А через неделю, дрожащий, исхудавший телом, он вышел на улицу, засыпанную свежей снежной крупой. Под ногами трещали замерзшие лужи, солнце нестерпимо слепило, внизу, у речки, звонко кричали мальчишки...
Первым, кого он встретил, был колхозный парторг:
- Слышали, Борис Яковлевич, какое несчастье случилось? По радио только что передали... Матвей Федорович Шкирятов ночью скончался! - сказал он.
Верткин окаменел, потом прыжком сиганул в сторону, обхватил старую корявую грушу и, прислонившись колючей щетинистой щекой к холодной коре, зарыдал. С ним случилась истерика.
- Ну что вы так убиваетесь, Борис Яковлевич! - парторг попытался его успокоить. - Жалко, конечно, но ведь уже пожилой человек, семьдесят один год все-таки... Болел, говорят, сильно...
- Жалко?! - Борис Яковлевич поднял мокрое от слез лицо. - Его жалко? Да его надо... надо...
- Ну, успокойтесь, - парторг погладил Верткина по мелко дрожащей спине, - все будет хорошо...
Рассказывая, Борис Яковлевич метался по прокуренному кабинету, сосал валидол, пил воду и на телефонные звонки раздраженно отвечал:
- Да не трогайте вы меня сегодня!
- Боже! - думал я. - Какая страшная была жизнь! Как хорошо, что она закончилась...
На следующее утро я зашел в верткинский кабинет с ощущением какой-то установившейся близости. Еще бы! Ведь человек так неожиданно открылся, поведал личное, сокровенное...
Верткин встретил меня ледяным взглядом, бесстрастно поджав сухие бесцветные губы. В кабинете почему-то остро пахло огуречным лосьоном.
- Борис Яковлевич! - как бы в продолжение вчерашнего начал я. - Вот вы рассказывали, что Шкирятов...
- Запомните, - вдруг произнес он холодным голосом... - я ничего и никогда вам не рассказывал. Ни-ко-г-да! Ни о каком Шкирятове и вообще ни о чем... Запомните и зарубите себе на носу... Идите и займитесь делом, а не болтовней...Обескураженный, я вышел из верткинского кабинета и попытался что-то осмыслить, но ничего так и не смог понять - вчера он чуть ли не плакал на моей груди, а сегодня?..
Только потом, много лет спустя, я понял: место шкирятовых у нас никогда не пустовало и, я думаю, никогда не будет свободным. Борис Яковлевич впоследствии, словно желая отомстить за минуты слабости и непривычной для него откровенности, со мной был демонстративно сух, последовательно несправедлив в оценках и высокомерен, а если появлялась возможность, то гонял меня по всему «полю», как нашкодившего кота.
А когда однажды я пожелал поехать за границу в качестве туриста, он написал в райком партии заявление, в котором выражал мне политическое недоверие. Для журналиста, даже самого мелкого, это означало конец всему. И тогда я пришел к окончательному выводу: Шкирятов жил в каждом из них, может быть, в разной степени, но обязательно жил и действовал. Убивали и калечили друг друга они прежде всего сами...
А Суслов приходил к нам на телевидение еще несколько раз, оживленно болтал с Игорем Мотыжовым о каких-то своих сельскохозяйственных делах и проблемах.
Однажды разговор зашел о Хрущеве, которого к этому времени стали слегка подзабывать.
- Уж кого-кого, а Никиту Сергеевича я хорошо знал! - задумчиво сказал Виктор Максимович. - Он ведь меня и снял с работы, причем как! - Суслов сделал удивленную гримасу и высоко поднял указательный палец.
- А как это все-таки было, расскажите, Виктор Максимович… - осторожно попросил я. - Много всяких слухов ходило...
- Да какие там слухи...- махнул рукой, усмехаясь, Суслов. - Дела в крае шли неплохо, я считаю... Но Хрущев - человек непредсказуемый, у него от хвалы до хулы - один шаг. Тогда лихорадочно искали волшебный способ, как накормить страну: дефицит, особенно белковых продуктов, был острейший. Мяса, молока, масла, яиц не хватало просто катастрофически. Хрущев ведь пошел на резкий сброс численности армии, в том числе и потому, что нечем было ее кормить. Была поставлена задача - повысить продуктивность животноводства, но темпы отставали от запланированных. На одном из пленумов Хрущев по этому поводу устроил показательную выволочку всем, в том числе упомянул и Краснодарский край, хотя мы выглядели на фоне других вполне сносно и даже, как мне казалось, неплохо. Я сидел неподалеку от трибуны, и когда речь зашла о крае, наклонился к плечу своего соседа и тихо говорю: - Вот и до меня очередь дошла!
А Хрущев услышал. Боже! Что здесь началось! Надо сказать, что самое страшное было, когда он отрывался от текста. Он потом не мог найти место, где закончил читать, раздражался от этого и нес отсебятину, часто прямо противоположную тому, о чем только что читал... Поворачивается он ко мне, красный, как рак, и на весь зал говорит:
- Да кому ты нужен... Очередь, видите ли, до него дошла! А впрочем, наверное, ты прав, очередь действительно дошла!
Ну а все остальное было делом техники... Через неделю собрали в Краснодаре пленум, заслушали вопрос о состоянии животноводства. Работники ЦК задали тон обсуждению: за то, за что вчера хвалили, разносили в пух и прах. Как было заведено, выступали заранее подготовленные ораторы. Правда, большинство людей сидело, низко опустив головы, но говорить правду, тем более открыто, боялись. В итоге освободили меня от должности единогласно... А через полгода край за успехи в животноводстве награждают орденом Ленина. Сам Хрущев приехал его вручать, но награду получал уже новый первый - Дмитрий Степанович Полянский, - Суслов горько усмехнулся. Воспоминания, видимо, его задели и расстроили...
- А что, Виктор Максимович, нельзя было как-то возразить, побороться? - спросил Игорь. - Что, за эти полгода куры стали нестись лучше или коров стало больше?
- О чем ты говоришь, Игорек! - засмеялся Суслов. - Ты своему Верткину много возражаешь? Ну вот видишь... На пленум, решением которого я был снят, приехала из Москвы команда аж в десять человек во главе с Чураевым. Вы знаете, кто такой был Чураев? Заведующий отделом партийных органов ЦК КПСС, иными словами, главный кадровик партии. Он вышел на трибуну и сразу сказал: «По мнению ЦК, Суслов не справляется с руководством сельским хозяйством, а край сельскохозяйственный... Какие будут возражения?»
- Но через несколько месяцев за то же самое дают высшую награду! - подивился я. - Где ж логика?
В ответ Суслов улыбнулся и развел руками...
Однако, несмотря на невеселые воспоминания, Виктор Максимович выглядел вполне уверенным, самодостаточным и благополучным человеком. Элегантно одетый, он всегда источал тонкий запах незнакомых, но приятных духов, был в меру самоироничен, улыбчив, хотя Игорь мне рассказывал, что в институте Суслов был совсем другой: малодоступный, жесткий, неуступчивый, особенно когда что-то было не по нем.
Однажды утром тот же Игорь забежал в редакцию с перекошенным лицом.
- Час назад убили Суслова!
- Как убили? - ахнул я.
- Молча! Две пули всадили в затылок... прямо в собственном дворе...
- Да ты что! - я свалился на стул в тревожном изумлении...
Должен сказать, времена тогда с криминальной точки зрения были жестко контролируемые. Стрельба на улице, а уж тем более взрывы - дело было вообще немыслимое, поэтому можете себе представить резонанс от случившегося - край сразу глухо загудел.
Игорь Мотыжов был осведомленным человеком: его родной дядя работал заместителем председателя краевого суда, а жена дяди - заместителем главного врача спецполиклиники, где лечилась вся краевая элита. Но даже при такой близости к информированным источникам он большего сказать не мог (скорее всего, не знал). Все, что касалось убийства бывшего первого секретаря крайкома, было тотчас и наглухо закрыто органами КГБ. Однако именно это и стимулировало слухи, домыслы, предположения, причем самые невероятные и очень далекие от истины. Говорили об этом долго, а правда, как всегда, была проста до безобразия...
Через несколько лет осенним туманным днем я сидел в домодедовском аэропорту в ожидании рейса на Краснодар и встретил там Виктора Клюку, своего давнего знакомого. Он работал в том самом институте, который возглавлял Суслов, причем, по-моему, даже парторгом. Время тянулось медленно и тоскливо, он и поведал мне историю о причинах и обстоятельствах гибели Суслова.
- Да никаких особых секретов в этом несчастен не было, - рассказал Виктор. - Работал у нас один молодой парень на простой должности, слесарем или лаборантом. Работал старательно. Знаешь, есть такой безотказный, но закрытый тип людей: выполнит все, что скажешь, но и к себе требует внимательного отношения. Жил скудно, где то в съемной хатке-развалюхе без всяких удобств, с женой, ребенком... и терпеливо стоял в очереди на жилье... А очередь для него (по крайней мере так ему казалось) шла медленнее, чем для других. Наверное, так оно и было: то комнату отдадут необходимому для института специалисту, то пригласят из другого города ученого, а одно из условий его переезда - квартира в Краснодаре. Словом, парень был из тех, кто ждал-то терпеливо, но внутри начинал закипать, и точку этого кипения Виктор Максимович сильно подогрел...
Сдавали новый дом, где парню квартиру пообещали твердо, список местком утвердил, и даже сам директор подписал, но в последний момент Суслов что-то переиграл, фамилию его вычеркнул, а вписал какую-то даму из своего близкого окружения. Это вызвало, безусловно, реакцию в коллективе негативную, но все молчали, побаивались директора. Парень пошел к нему на прием и, видимо, накален был сильно. Разговор произошел нервный, резкий. Суслов, привыкший к полному и безоговорочному повиновению подчиненных, парня из кабинета выгнал.
Ужасно так говорить, но в определенной степени Виктор Максимович трагическую ситуацию сформировал сам - парень был из натур болезненно бескомпромиссных. После краха надежды и пережитого унижения, особенно такого, подобные люди становятся неуправляемыми, а это обстоятельство все просмотрели... К несчастью, он возглавлял секцию ДОСААФ и в сейфе у него находился малокалиберный пистолет (мы из него частенько в тире стреляли).
Утром следующего дня он выследил, когда Суслов пошел в магазин (а тот жил в центре города в особнячке еще от своего крайкомовского прошлого), и стал его поджидать, спрятавшись за калиткой. Когда тот вернулся, он подкрался сзади и сделал два выстрела...
Жуткая история, просто кошмарная! Сколько лет прошло, а никак не могу успокоиться… - Виктор нервно покрутил в руках незажженную сигарету. - Всех она тогда потрясла... Парня, конечно, быстро нашли, арестовали... Доказательства его вины лежали на поверхности: пули, патроны, оружие... Экспертиза сразу показала, из какого пистолета сделаны выстрелы. Да он и не отказывался. Ну а потом, сам понимаешь, суд... Приговор был максимально жестокий... Дело в том, что Суслов был убит в присутствии малолетнего внука. Суд посчитал это отягчающим обстоятельством. Парня расстреляли...
Такие вот, брат, дела! Ох, расстроил ты меня... Воспоминания наши горькие... Заметь, что делает человеческая гордыня! Всех и сразу несчастными дотла... - Виктор выбросил в урну так и не зажженную истерзанную сигарету и предложил:
- Пойдем-ка, выпьем грамм по сто... Ждать, судя по всему, придется долго... Пойдем! Мы поднялись наверх, еле нашли свободный уголок в переполненном аэропортовском буфете и в итоге выпили по бутылке…
Движущая сила прогресса
И вдруг однажды выясняется, что и у тебя есть сердце. Не аллегорическая метафора, волнующая поэтов и влюбленных, а изрядно потрепанный физический орган, к которому посерьезневший доктор приставил блестящую штучку, и ваше безропотное, всегда молчаливое сердце о чем-то жалостливо бормочет в его ухо заплетающимся языком аритмии. Тогда с отчетливостью начинаешь понимать, как много значит в нашей жизни этот маленький «моторчик», который нагружал без меры, до отказа выжимая «акселератор» стрессов, охотно пропуская через тонкие клапаны обогащенную винно-табачную смесь, бездумно зашкаливая при радостях и горестях, плотно нагружаясь за обеденным столом, лениво переставляя ноги от машины до лифта и наивно думая, что из всех моторов на свете твой самый надежный и безотказный.
А как зазвенит предупредительный звоночек, начинаешь с услужливостью комнатного шпица «дышать и не дышать», покорно подставляя потеющие части тела под электроды кардиографа, стараясь уловить в его пощелкивании что-нибудь обнадеживающее.
- Сердце, голубчик, надо беречь! - хмуро скажет доктор, рассматривая кардиограмму, где бисерная линия взлетает и падает, как заплутавшая лодка во время шторма, утерявшая руль и парус. - Вот так! - задумчиво добавит врач, отправляя тебя в тишину больничной палаты, где, скорбно сложив руки на животе, ты погружаешься в вороха печальных мыслей о бренности и быстротечности существования... Вот так я однажды и попал в больницу. Соседом моим по палате оказался удивительный человек - Александр Афанасьевич Пахомов, бывший первый секретарь Усть-Лабинского райкома партии. Прежде всего удивительный тем, что внешне он мало походил на партийного чиновника. Те, как правило, были увесистые, горластые ребята с самоуверенными манерами, насупленными лицами и безапелляционными суждениями. Пахомов больше смахивал на сельского учителя, с тихим раздумчивым голосом, худощавым, несколько рябеньким лицом, в тонких очках, ироничного и, что удивительно, искренне интересующегося всем тем, чего не знал.
Продолжение следует
За всеми важными новостями следите в Telegram, во «ВКонтакте», «Одноклассниках» и на YouTube
