Тайны черноморских линкоров

Краснодар, 17 апреля – Юг Times. «Юг Times» продолжает публиковать главы из книги, посвященной кораблям, бороздившим воды Черного моря в трагические для Родины годы.

Мы продолжаем публиковать главы 16-й книги известного кубанского писателя Владимира Рунова «Тайны черноморских линкоров». В нее вошли произведения самых разных жанров - от исторической публицистики и портретных очерков до киносценариев, написанных давно, но, к сожалению, так и не получивших воплощения на экране, хотя и заслуживших одобрение видных кинокритиков.

ВЛАДИМИР РУНОВ, писатель, доктор филологических наук, профессор КГИК, кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры России, заслуженный журналист Кубани и Адыгеи, Герой Труда Кубани.

Продолжение. Начало в № 13 (362) от 1 апреля 2020 г. Своей демонстративной бдительностью таможенник скопил большущую очередь, в конце которой стояли всем известные артисты и среди них 90-летний Владимир Михайлович Зельдин. Кто-то из наших подошел к таможне и попросил пропустить Зельдина вне очереди, напомнив, что он к тому же народный артист Советского Союза, на что «картуз с трезубцем», не вынимая рук из очередной сумы, презрительно прошипел: 

- Чихав я на твий Союз. Геть до миста! 

Наверное, то и была искра, из которой потом разгорелось бандеровское пламя, что сжигает нынче Украину и украинцев. Мы же тогда не обратили на это внимания: ну подумаешь, обычная реакция рядового хама… 

К сожалению, наши тогдашние правители считали так же. А надо было уже в ту пору делать выводы об опасности процессов, что накаляли пока еще только хамоватых парубков с трезубцами на всех местах. Надо было, да вот, как всегда, думали, что рассосется. Правда, оскомина держалась недолго... 

Вечером на площади перед Киевской оперой состоялось открытие фестиваля, на котором по радиотрансляции громко озвучили имена всех главных участников, в том числе и из России, с перечислением званий и заслуг. Подняли даже меня, представив собравшимся как руководителя ГТРК «Кубань» и автора фильма «Я сбивал пустой самолет». Дело в том, что тот фильм несколько раз шел по украинскому национальному телевидению с рассказом летчика-истребителя Геннадия Осиповича, сбившего над Сахалином нарушителя государственной границы - южнокорейский «Боинг», якобы набитый пассажирами. 

Трагедия, разыгравшаяся в ночь на 1 сентября 1983 года над Охотским морем, стала одной из крупнейших политических провокаций, устроенных американцами в заключительной трети ХХ века и направленной, конечно же, против СССР. Тогда как следствие факта уничтожения наглого нарушителя была поднята вселенская истерика о неукротимой злобности советского монстра. Силой продажной прессы это утверждение проталкивалось во все поры мирового сознания, прежде всего с целью подорвать и опорочить авторитет Советского Союза на всех уровнях его международной деятельности. 

На том же «Тарасе Шевченко» об этих последствиях мне рассказывал Сергей Николаевич Колосов (каюты были рядом). Приехав по приглашению на Венецианский кинофестиваль с лентой «Мать Мария» (там блистала его жена, народная артистка СССР и любимая народом Людмила Касаткина), они прямо в аэропорту были освистаны бесчинствующей толпой, и фильм, перед этим выдвинутый на главный приз, шел в абсолютно пустом зале. 

- Можешь себе представить, - даже спустя несколько лет с волнением говорил крупнейший киномастер: - Жюри демонстративно покинуло зал! Люда, бедненькая, рыдала взахлеб: «Какой самолет, причем здесь мы?» 

Волна неприязни ко всему советскому, поднятая американцами, прокатилась по миру. А через одиннадцать лет, ясным летним днем девяносто четвертого года, мы беседовали с Осиповичем на его строящейся дачке под Майкопом. Оторвавшись от рубанка и молотка, он излагал ту историю, однозначно уверяя, что сбивал пустой самолет. 

- Я ведь несколько раз его предупреждал о намерениях. Подходил настолько близко, что отчетливо видел освещенные иллюминаторы, где не появилось ни единой любопытствующей головы. Всетаки рядом военный самолет! Даже пушечную очередь дал перед носом нарушителя, на что он никак не прореагировал, а ведь прошел над всеми нашими базами ПВО и все наверняка сканировал, - Геннадий Николаевич глубоко затянулся крепкой сигаретой и вместе с дымом выдохнул: 

- После всех своих безответных манипуляций получаю однозначный приказ: «Сбивать!» 

И через паузу добавил: 

- А тот борт, что летел с пассажирами из американского Анкориджа в Сеул, потом еще дважды выходил на связь... 

Тогда, под Майкопом, Осипович, пожалуй, впервые публично высказал мнение, что «Боинг» с пассажирами взорвали дистанционно, где-то далеко в океане, навсегда погрузив сию тайну в океанскую пучину, как это бывало в подобных случаях с участием спецслужб США. 

Самые известные из них по сию пору на слуху: убийство в Далласе президента Джона Кеннеди, уничтожение башен Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Их, по американской версии, атаковали малограмотные арабы, лихо пилотировавшие гигантские лайнеры. Причем без всякой диспетчерской наводки столь удачно при скорости под полтыщи километров в час попавшие в песчинку, коей выглядели те башни в бесконечном земном пространстве. Эти, извините, «летчики» если что и пилотировали, так только тихоходные бипланы в сельскохозяйственной школе, к тому же с инструктором на правом сиденье. 

- Утверждение для дураков! - позже говорил мне тот же Осипович. - Вы видели, какой вираж он заложил приспосабливаясь под атаку? Я имею в виду удар по второй башне. А это, между прочим, «Боинг-750-200», огромный самолетище на 250 пассажиров в шестьдесят тонн весом. Махина, с которой не всякий профи справится, тем более с неожиданным переходом на новый и неизвестный курс. Попробуй найди в той обстановке Нью-Йорк, а тем более спускаясь с высоты 12 тысяч метров на боевой курс с задачей поразить объект шириной в сотню метров, даже если оттуда тебя кто-то наводит. Чепуха все это! - заключал свои рассуждения Геннадий Николаевич, раскуривая очередную сигарету. - Вранье!.. 

Видимо, так оно и было, после чего весь мир (в том числе и мы) поднял руки, принимая эту версию и дав согласие США бороться с террористами даже с выходом на территории других стран. Это, знаете, как авантюрная  жертва ферзя в шахматах.Ну а в ходе этакой «борьбы» и появились потом всякие террористические сброды типа ИГИЛ, что сегодня трясут всю планету. Таковы лично мои, совсем несложные, умозаключения. 

Что касается Осиповича, могу с горечью добавить, что 5 октября 2015 года закончился земной путь этого отважного человека. Его торжественно похоронили в столице Адыгеи солнечным осенним днем по всем традициям воинского ритуала на почетной аллее городского кладбища. Светлая ему память!.. 

Там же, в Киеве, рассказывали, что наш фильм об истории с южнокорейским «Боингом» вызвал живой интерес украинских телезрителей. Его транслировали по национальному TV несколько раз, и меня даже узнавали на улице. Вообще, надо отметить, что Украина всегда проявляла повышенное внимание к Кубани и кубанцам. Достаточно сказать, что Виктор Григорьевич Захарченко сначала стал народным артистом Украины, а уж потом - России. 

На следующий день под гулкий барабан духового оркестра, состоящий из киевских пожарных, и дирижерские всплески колоритного брандмейстера в медной каске «Тарас Шевченко» отошел от главного причала речного вокзала. Толпа, собравшаяся на набережной, долго махала нам вслед шляпами и руками, получая в ответ то же самое. Казалось, никакие суверенитеты, розданные в Беловежской пуще, не способны были разорвать связи двух братских народов, вынесших на своих плечах страшную войну. Однако кто знал тогда, что никому не известный аспирант Киевского университета Петро Порошенко, уроженец крохотного городка Одесской области, станет тем, кто превратит одну из самых успешных республик СССР в Гуляй-поле, себя - в новоявленного Бандеру, но с летальным оружием, убийцу женщин и детей, верховного «вора в законе», какого только рождала мировая криминальная история. 

Нынче у нас в большом ходу бесконечные телевизионные полит-шоу, в которых «яйцеголовые» люди, утверждаясь в собственной умственности, пытаются угадать, что будет завтра или послезавтра, тем самым возвышая себя, любимых, до уровня этакой современной Ванги или, на худой конец, Алана Чумака. 

Однако пока (причем в который раз) в словах топим дело. Особенно охотно нынче препарируют нового президента США, вопреки всем телепредсказателям выпавшего во власть, как кукушонок из гнезда. Хотя тут и гадать нечего - будет таким, как и все, только в белобрысом исполнении. 

А «Тарас Шевченко» силой моей памяти снова неспешно движется вдоль берегов еще мирной Украины, пока не догадывающейся, что умиротворения того хватит совсем ненадолго. Мимо нас, веселых и находчивых, плывут утопающие в вишневых садочках окраины одного из самых прекрасных городов.

 - Вы знаете, Володя, - говорит мне растроганный народный артист Игорь Дмитриев, с которым мы стояли рядом, не в силах оторвать глаз от панорамы, залитой ярким солнцем. - Я бесконечно влюблен в этот город. 

Игорь Борисович был удивительного таланта актер, впервые появившийся на экране в 1957 году в герасимовском «Тихом Доне» в образе поручика Евгения Листницкого. 

- Я снимался тут, бывал на фестивалях, гастролях, встречался со зрителями, столько друзей! Какой теплый и искрений город! - говорил он с нескрываемым чувством. Знать бы ему, славному и доброму человеку (увы, несколько лет назад ушедшему из жизни), какие гримасы станут искажать облик одного из самых древних городов Руси, поднятого из послевоенных руин трудом великой и многонациональной страны, так много испытавшей за свою тысячелетнюю историю. Это-то ему сейчас за что?.. 

ДОМИК ЧЕХОВА 

В Ялте стояли довольно долго. На знаменитой и узнаваемой набережной, где снимались десятки фильмов, было немного людей. Да и всеобщая обшарпанность проступала отчетливо. С домов слетела штукатурка, мостовая потрескалась, окна в лавках немыты, кофе подают жиденький. Запустение прет из всех щелей.

- Да-а! - протянул Святослав Игоревич Бэлза, с которым мы собрались пойти в дом-музей Чехова. - Куда все подевалось?.. Ялта, в отличие от Сочи, никогда не считалась курортной столицей. Она всегда оставалась красочной открыткой, за которой таилась редкая по чувственной эффективности аура, притягивающая творцов разных поколений, мечтавших о гармонии успешности. 

Правда, Антона Павловича сюда привела-таки болезнь, распространенная тогда чахотка, иными словами - открытая форма туберкулеза. Он не жалел нехороших определений, часто называя Ялту «татарско-парикмахерским городом, где в коробкообразных гостиницах чахнут несчастные чахоточные». А уж как костерил быт: «много барышень, и ни одной хорошенькой, много пишущих, и ни одного талантливого, много вина, и ни одной капли порядочного». 

Однако, несмотря на всю противоречивость крымских зимних погод и чеховского характера, ялтинский период великого писателя, составивший четыре года, оказался весьма плодотворным, особенно в драматургии. Здесь под настроение слякотной зимы он и написал самое грустное: «Даму с собачкой», «Вишневый сад», «Три сестры». 

...Богатейший из земных эмиров 

Вывел свой сомнительный чертог, 

А под ним сорокалетний Чехов, 

От недуга прячась по весне, 

Мутной сетью горечи и смеха Моросил сквозь тонкое пенсне... 

- Это Сергей Шервинский, - прочитав на память стихи, пояснил Бэлза, - поэт, проживший почти сто лет. Умер совсем недавно, в девяносто первом году. Я его знал, слушал рассказы о дружбе с Пастернаком, Ахматовой, учебе в знаменитой Поливановской гимназии вместе с Сергеем Эфроном. Булгаков его фамилию дал одному из героев «Дней Турбиных», которого так сочно сыграл в басовском фильме Вася Лановой. Да и некую фактурность с него списал. Настоящий Шервинский чем только ни занимался: и поэт, и переводчик, и искусствовед. Именно он до сих пор славен лучшим стихотворным переводом «Слова о полку Игореве». Чехова просто обожал. 

В присутствии Бэлзы лучше всего было помолчать и тогда по пути к даче Чехова можно узнать много неожиданного. Святослава Игоревича природа наградила не только ростом, статью и феноменальной памятью, но и удивительным качеством общения. Что на сцене, что в обычном разговоре. Бэлза всегда оставался самим собой, не теряя ни единого грамма обаятельности настоящего мужчины и не подавляя собеседника грузом званий и высоких наград. Главное - телевизионной известностью, к которой сам относился с некой степенью иронии. 

- Это мой отец, Игорь Федорович, - рассказывал по дороге к Чехову, - музыковед, критик и композитор, действительно, был широко известен, особенно в творческих кругах. Я благодаря ему с юности стал общаться с корифеями: Анной Ахматовой, Борисом Пастернаком, Иваном Козловским, Дмитрием Лихачевым, Арамом Хачатуряном, Сергеем Михалковым, тем же Шервинским, дружил с Грэмом Грином, Лучано Паваротти. 

- Ну и как они в общении? - спросил я, представляя масштабы каждого. 

- Вы знаете, я глубоко убежден, что чем крупнее личность, тем меньше в ней фанаберии, - ответил Бэлза, приостановившись, чтобы отдышаться. К даче мы выбрали короткую дорогу, но довольно крутую: - Конечно, умеют, когда надо, ставить барьер, но если уж допускают вас за него, то становятся доброжелательными и душевно щедрыми людьми... Кстати, так же, как и Антон Павлович. 

К удивлению, в домике Чехова мы оказались в одиночестве. 

- Увы, но сейчас так! - развела руками обаятельная моложавая женщина-экскурсовод. 

Тогда это было обычно, поскольку по странам бывшего Советского Союза, громко топая, мчались «лихие девяностые» и люди предпочитали сидеть по домам. Тем паче что телевидение, сорвавшееся с цензурной цепи, надрывалось, информируя испуганный народ, где, когда, за что и кого расстреляли, отравили, сожгли бандитские группировки. Их наименование знал каждый, особенно те, кто хотел остаться живым: гальяновские, солнцевские, тамбовские, сормовские, казанские и прочие. Так что народу было не до Чехова, тем более в «незалежной», которая в те времена уже стремилась отодвинуть от себя все российское, а уж литературную классику - так в первую очередь. 

Однако ничто так не приближает нас к потомкам, как дух великих личностей, особенно когда ты бродишь в одиночестве по музейным покоям. Так и в тот раз. Тем более что Бэлза, как и я, попали сюда впервые. 

Экскурсовод, чуть подавленная известностью знакового посетителя, рассказывая о пребывании в этом доме Чехова, как-то незаметно уходила в сетования о нынешних трудностях музейного дела, подчеркивая, что от разграбления и уничтожения дом всегда спасала сестра писателя Мария Павловна, долгие годы жившая тут. 

- Она оставалась и во время войны, - рассказывала женщина. - Когда немцы стали выносить вещи, Мария Павловна на хорошем немецком языке сказала въезжающему оберсту: 

- Экселенц, вас не смущает, что владелица сего дома - родная племянница Антона Павловича и любимая актриса фюрера Ольга Чехова? 

- Фрау! - вежливо ответил чин, усыпанный по мундиру знаками отличия при захвате Франции, Польши и Чехии. 

- Если честно, я прекрасно знаю, что этот дом имеет отношение не только к известной немецкой кинозвезде. Я ведь родом из Баденвайлера, где все ведают, что именно в нашем городе скончался господин Чехов. Там ему стоит памятник с датой смерти 9 июля 1904 года, - а потом добавил: 

- Давайте, фрау, поищем компромисс. Я займу первый, хозяйственный этаж. Это будет лучше, хотя бы потому, что я из Баденвайлера. 

Бэлза усмехнулся: 

- Разумно! Другой ведь мог быть из австрийской деревни Рансховен. 

- Чем это хуже? - спросил я. 

- Там родился Гитлер, - ответил он, еще раз усмехнувшись, очевидно, по поводу моей неосведомленности. 

- Но вы знаете, - вступила в разговор экскурсовод, - трудности возникли и после освобождения Ялты. Марию Павловну стали вызывать в НКВД, даже ночью, задавать неудобные вопросы: «Почему осталась при немцах? Чем занималась? Какие имела связи с оккупантами?» Ее лишили продовольственных карточек, взяли подписку о невыезде. 

Ситуацию тогда разрешили два человека: любимый певец Сталина Иван Семенович Козловский, обратившись лично к Молотову, и Сергей Федорович Медунов, тогдашний первый секретарь Ялтинского горкома партии. 

Я изобразил удивление, сказав, что знаю Медунова лично, не раз с ним общался, но о таком факте слышу впервые. 

- Да что вы! - всплеснула руками женщина. - Если еще раз увидите, обязательно передайте от всех наших сотрудников огромный привет. Я слышала, что у него сейчас большие неприятности, но тем не менее. Он ведь дружил с Марией Павловной, часто бывал тут, особенно после работы. Вон на той скамейке, что в саду, бывало, подолгу сиживали, о чем-то душевно беседовали. 

За глаза она его несколько раз называла Сереженькой. Именно в пятидесятые годы заботой Медунова дом получил надлежащий ремонт и стал государственным музеем. Сергей Федорович тогда настоял, чтобы Марии Павловне присвоили звание «Заслуженный деятель искусств РСФСР» и обеспечили союзной пенсией. 

- Очень жаль, что у него самого столь печальная судьба… - рассказывала милая дама, раскрасневшись от таких воспоминаний. 

Продолжение следует...

За всеми важными новостями следите в Telegram, во «ВКонтакте», «Одноклассниках» и на YouTube