Краснодар, 10 мая – Юг Times. «Юг Times» продолжает публиковать еще одно произведение известного кубанского писателя Владимира Рунова, созданное в любимом им жанре исторических экскурсов.
Любой рубеж, будь он жизненный или исторический, заставляет оглянуться назад и заново переоценить все, что произошло. Смерть человека вдруг может вскрыть неожиданное отношение общества к нему, новые подробности его жизни, которые становятся важны для того, чтобы найти то ли справедливость, то ли тему для пересудов. Так и в эпоху государственных перемен - прежние герои становятся изгоями, а те, кто не был в почете, напротив, набирают силу и влияние. Эмоционирующие массы, перемещаясь от одного политического курса к другому, полностью обесценивают созданное ранее, отрекаются от собственных же взглядов. Автор пытается найти баланс именно на такой случай: как не потерять себя, когда песня прежних царей отгремела, а на смену им пришли молодые управленцы со своими амбициями. Времена меняются всегда неожиданно, а ценности должны оставаться, и одна из них - уважение к человеку, даже тому, которые никак не вписывается в новый курс.
Продолжение. Начало в № 32 (535)
Дама, видя нашу скромность, разражается трескучей фразой, на что Сережа уж слишком деликатно отнекивается.
- Я ей сказал, - объясняет он, - что если выпью стакан «рашен виски», то вполне могу угодить на Арлингтонское кладбище.
Дама смеется, аж заливается и говорит, что ему это не угрожает, поскольку на Арлингтонское кладбище попадают только те, кто пал за Америку.
- Вот я и паду! - шутит Сергей и вступает с дамой в оживленный диалог.
Они уже почти друзья. Дама оглушительно хохочет, хлопает себя по бедрам и между делом нацеживает себе другой стакан. Физиономия у нее уже пунцовая. Сама она, видимо, из лихих искательниц приключений того возраста, когда «уже падают листья», но желаний еще немало, то есть из числа отчаянных баб, готовых на многое, особенно когда под «градусом». Вдруг дама, к нашему облегчению, кого-то увидела и с радостным визгом помчалась на другой конец зала.
Народ повалил на банкет, пользуясь случаем, мы поспешили к вожделенным противням. Наполнив тарелку до краев, Сережа чавкал долго и сосредоточенно, время от времени переводя дыхание и говоря:
- Слушай, как вкусно! Я еще немного... - и снова брался за большую ложку.
Потом он передвигался от стола к столу, а когда наконец одолел последнюю порцию десерта, а это был совершенно восхитительный фруктовый торт со взбитыми сливками, стал напоминать удава, заглотившего зазевавшегося теленка на берегу водоема. Его потянуло в сон, и всю дорогу до Нью-Йорка он спал, обхватив руками урчащий живот и всхлипывая во сне. Ему снились кошмары!..
Кошмар как он есть!
Видит Бог, написав последнее слово предшествующей главы, я и не подозревал, что через несколько минут увижу подлинный кошмар. Зазвонил телефон, и я услышал взволнованный голос сына:
- Включай быстро телевизор! Нью-Йорк бомбят!..
Когда эта книга попадет к читателю, завалы уже разберут, очистят от гари окна, вставят разбитые стекла, похоронят погибших и, может быть, даже поймают тех, кто совершил это чудовищное злодеяние. И тогда наступит время разобраться, почему это все стало возможным. Почему в «столице мира», как любят американцы называть Нью-Йорк, произошло самое страшное злодеяние всех времен и народов? Тысячу, а может быть, и две тысячи раз по всем каналам телевидения были повторены кадры, как огромные самолеты, словно хищные доисторические ящеры, таранят на Манхэттене Всемирный торговый центр, как сминаются и обрушиваются гигантские сооружения, покрывая окрестности раскаленным щебнем и горящим металлом, растворяя в «геенне огненной» тысячи невинных душ, оказавшихся в ту роковую минуту в бушующем жерле.
До этого те же американцы долго обучали всех, как лучше это сделать. Это ведь в США родилось понятие «фильмы ужасов». Голливудские мазохисты талантливо извращались в моделировании катастроф, совсем не подозревая и не задумываясь над тем, что реальная катастрофа подошла так близко. Они старательно «будили лихо», убеждая всех, что пылающий на киноэкране Манхэттен - это замечательно будоражащее зрелище, делающее кислую жизнь обывателя содержательной и интересной. Способные ребята из Голливуда показали злодеям, куда и как надо направить удар, чтобы весь мир схватился за голову и содрогнулся от ужаса.
Я сидел перед экраном телевизора и беззвучно кричал от всего этого кошмара, который на этот-то раз уже был страшной реальностью.
Вспомнил тот нью-йоркский торговый центр, где был на экскурсии, где пил в баре на каком-то ...надцатом этаже ледяное пиво. Подавала его в замороженных бокалах элегантная красивая девушка в алой курточке с золотыми пуговицами. Как многие американки, она была ослепительно улыбчива и приветлива. Всемирный торговый центр - это визитная карточка Америки. Здесь все свидетельствовало о ее мощи, силе, уверенности, красоте и богатстве, когда подвластно все.
Внизу расстилался залив, посреди которого, на острове Эллис, крохотном кусочке суши, где когда-то разгружались баржи с черными невольниками, вскинула руку с факелом гигантская каменная женщина, символ американской свободы. Накануне с Женей Лендоном и Сергеем мы ездили туда.
Был воскресный теплый тихий день, и переполненные паромы доставляли на Эллис большие партии экскурсантов. Мы отстояли длинную очередь, прежде чем приблизились к подножию гранитного изваяния, куда, как я понял, стремится попасть всякий правоверный американец. Надо отметить, что понятие «американский патриотизм» - совсем не пустой звук. Граждане Соединенных Штатов любят свою Родину, страшно ею гордятся и разными проявлениями эту любовь и гордость за нее подчеркивают. Если я, например, живя на хуторе Соленом, буду каждое утро поднимать над своей хатой российский флаг, соседи справедливо зачислят меня в разряд местных сумасшедших. Но если где-нибудь в миннесотской глуши американский фермер встречает рассвет со словами «Боже, храни Америку» и при этом берет под козырек перед звездно-полосатым флагом, развевающимся над его коровником, - это нормальный член американского общества. По любому поводу он целует свой паспорт и прижимает руку к сердцу, когда слышит гимн. Американцы поют свой государственный гимн так истово, как мы не поем заупокойную молитву, часто с искренними слезами на глазах.
В той же системе идеологических приоритетов находится и посещение статуи Свободы. В США очередей практически нет. Здесь же очередь длиннющая и двигается к цели крайне медленно. Для людей ленивых и легкомысленных есть лифт, но он доставит вас только до подошв статуи. Там находится смотровая площадка: вышел на нее, покрутил головой, сфотографировался на фоне Нью-Йорка и покатил обратно вниз. Но настоящий американец никогда не опустится до лифта и до пьедестала. Он непременно пешком будет карабкаться на самый верх, в голову каменной великанши, куда ведет бесконечная винтовая лестница и куда надо добираться не менее трех часов, преодолевая тысячи ступенек. Таких, как мы, праздных иностранных ротозеев в тот раз были единицы, а сотни людей терпеливо стояли затылок в затылок на узкой и малоудобной лестнице, медленно поднимаясь на вожделенную высоту.
Американцы, которые даже в сортир стремятся проехать на эскалаторе, здесь терпеливо ждут с просветлением на лице, потому что посещение статуи Свободы - торжественный ритуал, и каждый гражданин страны стремится приехать сюда из любого уголка США, да еще и прихватив с собой свое семейство...
Который день смотрю по телевизору, как разбирают дымящиеся завалы в Нью-Йорке, и безуспешно звоню Жене Лендону - он работал где-то там, на Манхэттене. Телефон зловеще молчит. Наконец на третий день включился автоответчик. Слава Богу, стало ясно, что Женя жив! Через сутки он и сам объявился - позвонил. Оказывается, из-за катастрофы он снова лишился работы: здание, где располагалась его фирма, рухнуло на следующий день, поскольку стояло вблизи Всемирного торгового центра и не выдержало исполинской встряски.
- Центр блокирован, туда никого не пускают! - кричал Женя из-за океана. - Из ближайших небоскребов всех выселили. Сегодня упало еще три больших дома, их сильно перекосило... У нас, в Бруклине, чем только не воняет - гарью, дымом, пыль в воздухе стоит до сих пор столбом. Метро закрыто... От Люси вам большой привет!
Супруга Лендона, я полагаю, требует особого рассказа.
Много лет назад красавица Люся первой в вольном городе Одессе украсила свои длинные волнующие ножки дерзким мини, чем повергла в ужас папу, добропорядочного военного пенсионера. После этого родительское смятение развивалось уже ураганно. Юная Люся, умилявшая близких музыкальными способностями и послушанием, однажды, распугав бродячих котов, демонстративно забросила на крышу сарая папку с нотами и через некоторое время, как выражались тогда, «сошлась» с неким возрастным директором овощного магазина, за которым след в след ходил коллектив местного отдела борьбы с хищением социалистической собственности, для краткости называвшийся ОБХСС. Папу своего Люся уже тогда считала круглым дураком, испытывающим радость жизни только от своих армейских воспоминаний.
Надо признать, некие основания для этого были. Папа, например, с гордостью рассказывал, как его однажды разжаловал сам маршал Жуков. Дело было во время маневров, которые проводил обиженный Сталиным полководец, сосланный на должность командующего Одесским военным округом. В конце учений штабных офицеров построили, и Георгий Константинович, сделав короткий разбор со строгим разносом, в заключение спросил: «У кого есть вопросы?» Шеренга глухо молчала, справедливо считая, что молчание в данном случае даже больше, чем золото. А вот папа Люси, боготворивший Жукова, очень хотел с ним как-то пообщаться. Он вдруг вспомнил, что недавно в армии ввели плащи, которые до подполковника выдавали бесплатно, а полковнику - за небольшую плату.
- Разрешите, товарищ командующий? - выпалил вдруг папа, и армейский строй от такой смелости обмер до гробовой тишины.
- Слушаю! - молвил маршал, угрюмо уставившись из-под козырька фуражки на вытянувшегося в струну папу Люси.
Тот, набрав полную грудь воздуха, звонко доложил суть проблемы: почему подполковнику бесплатно, а полковнику - за деньги?
- Как ваша фамилия? - медленно спросил Жуков.
- Полковник Хват! - бодро ответил папа.
Маршал усмехнулся и, не поворачивая головы, бросил через плечо порученцу:
- Сделайте так, чтобы полковник Хват получал плащ бесплатно!
На следующий день пришел приказ, и полковник Хват в одночасье лишился одной звездочки на погоне. Вручая ему этот документ, командир дивизии выразительно покрутил пальцем у виска. Но и это не снизило замечательного оптимизма Люсиного папы: он продолжал славить Георгия Константиновича, всякий раз в красках и деталях пересказывая историю своего разжалования.
Казалось, ничто не могло выбить его из седла, а вот Люся выбила, объявив однажды, что выходит замуж за завмага и уезжает с ним в Израиль. Там они пробыли ровно столько, чтобы мужа Люси не успели посадить за мошенничество, которым он занялся с первого дня пребывания на земле обетованной. И тем не менее это в конце концов произошло, но уже в Америке, где Люсин супруг бойко впаривал автовладельцам бензин пополам с водой. Дело было столь громкое, что отголоски докатились аж до Одессы, после чего папа на районном собрании ветеранов войны и труда торжественно и навсегда от блудной дочери отказался.
А Люсин муж протянул в американской тюрьме недолго и, как часто бывает, закончил бурную жизнь тихо и незаметно, после чего выяснилось, что он обманул и Люсю, отписав остатки своего состояния бывшей жене Берте Сигизмундовне и многочисленным детям, оставив молодую вдову посреди хищного Нью-Йорка без всяких средств к существованию. Что потом происходило с Люсей, она без слез и зубовного скрежета рассказывать не может. Но однажды жизнь, слава Богу, на какой-то авеню столкнула два «одиночества»: Женю и Люсю.
Она давно потеряла шик и блеск фартовой одесской девицы, острой на язык и быстрой на движения. Женю держит в ежовых рукавицах, решительно и, судя по всему, навсегда выбила из него желание заглядывать в бутылку. Женя ухожен, благодушен, склонен к философским размышлениям, часто с неожиданными выводами, типа: «Будь моя воля, я бы их всех кастрировал». Квартира их в Бруклине очень напоминает родительскую, что в Одессе на улице имени комбрига Котовского. Там так же вкусно пахнет борщом, разогретым утюгом и крахмальными сорочками.
- Ребята! - Люсин голос звучит как сквозь вату, прерываясь и уходя куда-то в пропасть. - Что эти суки натворили! Вы себе не представляете!.. У наших приятелей девочка там осталась... Шестнадцать лет. В каникулы работала в цветочном магазине, пошла к подружкам попрощаться. Мать третий день кричит, не переставая... Магазин сегодня раскопали - одни кровавые пятна...
В своем деле я профессионал и сразу отметил, что американцы, справившись с первым смятением, стали усиленно «ретушировать» картину, прикрывая леденящие детали бедствия: на экране ни единого трупа, нет ни хрустнувших черепов, ни обгоревших тел, ни оторванных конечностей, ни кусков бетона, обмотанных человеческими внутренностями, нет ни одного крупного плана беды. Американцы, в отличие от нас, не хотят, чтобы мир смаковал их кровоточащую рану, рассматривая размазанную по асфальту человеческую плоть. Америка не хочет выглядеть поверженной.
Я вспоминаю взрыв в Москве, на Пушкинской площади, и этих безумных журналисток, мечущихся по разбросанным телам. Они, как голодные гиены, сзывали стаю на пиршество. Страна в ужасе закрывала глаза и затыкала уши, а они возбужденно кричали в микрофоны: «Я первая прибежала сюда! Всмотритесь, как много здесь свежей человеческой крови, и именно я вам ее показываю... Глядите, она ведь так возбуждает, а как это повышает рейтинг нашей компании...»
Они готовы были врываться в морги, чтобы демонстрировать всем искалеченные тела и неизбывное горе. Горе - это по крайнему счету всегда пьянящее чувство, если вас лично не касается. И никто не хочет знать, когда несчастье делают излишне публичным, когда смакуют трагические детали и множат вопли живых, исступленно стучащих кулаками по гробам, - это вызывает новые жертвы, но уже без всякого шума...
Продолжение следует
За всеми важными новостями следите в Telegram, во «ВКонтакте», «Одноклассниках» и на YouTube
