rfpfrПродолжение. Начало в № 32-38

Во время формирования в Невинномысской произошел печальный инцидент с полковником Соламахиным - он был жестоко избит тремя бандитами. После этого случая Михаил Карпович оставил полк, и мы лишились выдающегося начальника. Очень и очень грустно! Кое-как удалось собрать порядка 700-800 казаков в Хоперский полк, и мы получили приказание двигаться на Темнолесскую, чтобы выгнать большевиков. Станицу быстро освободили от непрошеных гостей. Переночевали там и двинулись дальше, чтобы занять Ставрополь, удаленный от Темнолесской на 10 верст. В пути подошли к селению Татарка, где наткнулись на жестокое сопротивление красных. Бой длился целый день и часть ночи. Мы принуждены были возвратиться в Темнолесскую, где опять переночевали. Затем продолжили отступление, остановившись в небольшой станице Елизаветинской, населенной перед Первой мировой войной и расположенной на возвышении недалеко от реки Кубани. Здесь переночевали, и рано утром на следующий день полк двинулся на Барсуковскую, которую стремились занять большевики. В этой станице был мост, соединяющий левый берег Кубани с правым, он и привлекал красных. Я для моего околотка получил подводу, которую тянули очень медленно рыжие ставропольские волы. На этой подводе нас ехало трое: кроме меня, за полком следовали полковой писарь Шевченко, казак из Баталпашинской, и санитар, казак станицы Удобной (не помню его фамилии). Вдали, в направлении Барсуковской, были слышны раскаты артиллерийских залпов.

Наша повозка отстала от полка версты на три. По пути, недалеко от дороги, мы увидели стаю дудаков и открыли по ним стрельбу. Но птицы презрительно на нас посмотрели и медленно ушли, даже не поднявшись в воздух и не потеряв ни одного члена стаи. Несолоно хлебавши отправились дальше. Когда съехали с возвышенности, очутились на равнине, ведущей к Кубани. Наш полк уже принял участие в бою против красных, которые стремились занять станицу Барсуковскую. На пути, с правой стороны от нас, увидели группу неприятельских конников. Было их человек тридцать, находились приблизительно в одной версте. Они наблюдали за нами, но не собирались нападать. Мы были очень удивлены.
В один момент наш полк атаковал красных. Они начали в панике убегать от преследователей. Почва вокруг болотистая, дело было в конце февраля 1920 года. Красные бросали своих лошадей, завязших в грязи, и бежали, стараясь уйти от преследователей. В том сражении была взята масса пленных, оружия. Среди красных оказалось несколько человек из той группы, которую мы видели на своем пути.
Я спросил (нужно отметить, мы благополучно прибыли в полк): «Почему вы не напали на нас?» Они ответили, что слышали ружейную стрельбу и думали, что позади имеется еще военная часть, поэтому побоялись нападать, хотя могли легко забрать нас в плен. Интересные эпизоды случаются в боевой обстановке. Мы случайной стрельбой по дудакам спасли себя от большевистского плена, а красные не кормили медом попавших в их лапы белых бойцов.

историяБольшевики были отогнаны от станицы Барсуковской. Наши их не преследовали, перешли через мост на левую сторону Кубани и заночевали в Ольгинском. Все село было настроено враждебно к нам и с нетерпением ожидало прихода красных. Интересно встретить теперь кого-либо из этого села и спросить, как они чувствовали себя под властью «борцов за народ» и сбылись ли мечты о земном рае.

Одного субъекта, подобного жителю села Ольгинского, встретил в 1947 году в лагере «Парш» в Австрии. Он копал канавку для отвода воды. По виду определил, что ставрополец, и не ошибся. Действительно, из дальнейшего разговора выяснилось, что он из селения Дивного Ставропольской губернии, явно большевистского в 1918-1919 гг.
Я спросил, почему он оставил свое село, где все были за советскую власть и с оружием в руках добивались так называемой свободы. На это собеседник ответил, что в то время у него не было головы, поэтому поверил в то, что обещал «гуманист» Ленин.

Переночевав в Ольгинском, мы двинулись в направлении Казьминского. Население села в большинстве было враждебно к белым и с нетерпением ждало красных. Здесь провели только один день и одну ночь. Утром оказалось, что казаки разъехались по своим станицам, чтобы проститься с близкими.
С нами при штандарте полка остался только знаменный взвод, насчитывающий всего 30 человек. С этой маленькой группой продолжили наше движение дальше. Остановились в одном очень богатом хуторе, верстах в 15 от селения Казьминского. Мне была отведена квартира у местного жителя по фамилии Орлов. Он имел большой кирпичный дом, конюшню на 18 очень хороших лошадей, коровник на 10 швейцарских коров, массу других необходимых в сельском хозяйство построек и 50 десятин земли. О таком поместье казак и не мечтал. Несмотря на свое материальное благополучие, хозяин был настроен в пользу большевиков. Когда мы утром собрались уходить, он произнес: «Слава Богу, вы уходите, и дай Бог, чтобы больше не вернулись к нам». На это я ему сказал: «Придет время, и вы все пожалеете, что мы вас оставили».

Из этого неприятного хутора направились в направлении Гусаровского, где почти все жители также были в то время большевиками. Селение расположено на правой стороне реки Уруп. Не задерживаясь, направились в станицу Попутную, что лежит на левом берегу Урупа. Затем продолжили наш путь в направлении станицы Владимирской, где переночевали, а утром направились в Каладжинскую.

Река Уруп являлась границей между Баталпашинским и Лабинским отделами Кубанской области. В станице Каладжинской мы остались на ночлег, под околоток была отведена квартира у одного пожилого казака. Из разговора с ним я выяснил, что он совершенно точно понял, чего хотят большевики и куда они ведут Россию. Казак рассуждал совершенно правильно: «Вот вы уходите, и все мы будем притесняемы советской властью. Нас ограбят, и превратимся в неимущих бедняков». Его слова были пророческими: «народная власть» всю Россию превратила в нищих и ввела такой страшный режим, что просто удивительно, как русский народ мог выдержать такое положение, продолжающееся уже несколько десятилетий. Этот казак в материальном отношении был слабее, чем население сел, но какая громадная разница в его психологии и взглядах неказачьего населения Кубани. Провожал нас этот верный и преданный казачеству и России человек со слезами на глазах.

Хочу возвратиться ненадолго в прошлое. В декабре 1917 года я жил в Петрограде, в то время был студентом Военно-медицинской академии. Один мой соученик, донской казак, поехал к себе на родину и через месяц возвратился назад с рассказами о тех ужасах, какие творятся на Дону. Красногвардейцы, так их в то время называли, занимались грабежами, убийством, причем не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей.
Я, слушая его рассказы обо всем происходящем там, не поверил. Не мог допустить, чтобы на юге России большевики могли существовать и иметь успех. Ведь этот край был в материальном отношении вполне обеспечен, особенной нужды и бедности вообще не наблюдалось. Конечно, кто хотел работать, тот имел все и недостатка ни в чем не ощущал. Каково же было мое разочарование, когда я в феврале 1918 года из Петрограда приехал на Кубань и увидел, что творилось там. Просто страшно вспомнить, во что превратила «народная власть» цветущий край.

Из Каладжинской мы направились в громадную станицу Лабинскую с населением в 60 тысяч. В то время там было много школ, среди которых была полная гимназия. До Первой мировой войны станица славилась громадными базарами, по своей обширности похожими на ярмарки. Главным образом продавались лошади. Базары эти устраивались еженедельно, по четвергам. Почти всю торговлю вели цыгане Лебедевы, очень богатые люди, по тому времени миллионеры.

Хочу упомянуть один интересный факт. Жителей одной станицы дразнили «перепелошниками». Они ходили с подсумками, в которых была уздечка, и если их спрашивал кто-либо, идущий навстречу: «Куда идешь?» - получал ответ: «На перепелок». Но на самом деле охота шла не на перепелок: набросив уздечку на лошадь, субъект спешным порядком устремлялся на базар в станицу Лабинскую, продавал животное Лебедевым, а те - горцам. Коней переправляли черкесам, выселившимся с Кубани в Турцию, в Малую Азию. При такой сложной комбинации ворованную лошадь нельзя было найти - ищи ветра в поле.

В Лабинской задержались только на одну ночь. И рано утром группа в 30 человек выстроилась для дальнейшего следования в направлении Майкопа. К нам присоединились отставшие казаки, и наш полк вырос до 1500 шашек. Мы были уверены, что в станице Лабинской останемся, и здесь, по реке Лабе, фронт стабилизируется, а дальше мы будем отходить. Каково же было удивление, когда оставили Лабинскую и начали отход на Майкоп. Поползли слухи, что идем на формирование в Грузию. По своей наивности поверили атаману, кубанскому парламенту и слепо следовали за ними. И каково же было разочарование, когда мы были обмануты в своей надежде на хороший исход борьбы с красной нечистью. Более подробно опишу эту трагедию в дальнейшем повествовании.

Проходили не через Майкоп, а в версте от него. Город остался с левой стороны.
Я решил посмотреть, что в нем творится. Оказалось, что там уже распоряжаются местные большевики. Мне было предложено остаться с ними, причем рекомендация была подкреплена очередью из пулемета, установленного на втором этаже одного из зданий. Я постарался поскорее выбраться из города, благо конь у меня был славный. Меня не тронули, вероятно, потому, что наша колонна проходила очень близко.

На моем попечении находились сестра милосердия, больная тифом, сотник Гречкин, казак станицы Бекешевской, и священник отец Николай Семченков, астраханский казак. Для них нужно было находить квартиру, питание и, главное, повозку для дальнейшего следования. Подводу удалось найти с большим трудом. Кубань в те времена представляла собой улей пчел, который очень грубо беспокоили. Все вокруг было взбудоражено. Многие стремились покинуть обжитые места. Строевое казачество в большей массе уходило с нами, а остающаяся меньшая часть скрывалась по лесам. Возвратились времена, похожие на вторжение татар. Это же было нашествие интернационального сброда, более жестокое, чем набег Батыя…

Считаю нужным немного остановиться на геройском подвиге сотника Гречкина и его команды. Революция и большевизм застали Гречкина в Оренбурге, где он состоял юнкером казачьего военного училища. Когда Колчак занял Оренбург, все училище вступило в войско адмирала. В августе 1919 года, когда Сибирская армия начала отходить под натиском красных, сотник Гречкин собрал 40 кубанских и донских казаков и с разрешения своего командования решил пройти через тылы красных в армию генерала Деникина. Вначале они были без погон, и население встречало их не особенно приветливо, принимая за большевиков. Тогда они решили прикрепить погоны и таким образом продолжать свое движение. Знаки отличия резко изменили картину: теперь население их встречало хлебом-солью и всемерно помогало, кормило, меняло лошадей без всяких препятствий. Эта конная группа – сорок человек – прошла по тылам красных тысячу верст и на своем пути не встретила ни одного неприятельского солдата, только уже перед самым Царицынским фронтом наткнулась на красных, без потерь перешла фронт и присоединилась к своим. Права русская пословица: «Смелым Бог владеет».

Продолжение в следующем номере

Memoirs of a Cossack doctor

Yug Times continues to publish the chapter«My service in the 2nd Kuban Cossack partisan cavalry regiment during he Civil War of 1918-1919» (the beginning #32-38)

We managed to gather up to 700-800 Cossacks in Khopersky regiment, and we received an order to move to the village Temnoleskuyu to turn out the Bolsheviks. The village was quickly liberated from the intruders. We spent the night there and moved on further in order to occupy Stavropol remote 10 miles away from Temnoleskoy. On our way to Stavropol we came to the village Tatarka where we stumbled upon violent resistance of the Reds. The battle lasted all day and a part of night, and we were forced to return to the village Temnoleskuyu again, where we spent another night, and continued our retreat.

In the morning our regiment participated in the battle against the Reds, which tried to occupy the village Barsukovskaya. On our way, on the right side we saw the same group of the Red cavalry. There were about thirty people who were about a verst away from us. They were watching us, but were not going to attack us; that very surprised us. In one moment our regiment attacked the Reds: they started to escape in panic from its pursuers. Because of the fact that the soil was marshy (it was the end of February 1920), the Reds were leaving their horses stuck in the mud, and were fleeing on foot, trying to get away from their pursuers. At that moment a great number of captives and weapons were taken.

I consider it necessary to stop and tell a little about a heroic feat of sotnik Grechkin and his crew. The Revolution and Bolshevism broke out when the sotnik Grechkin was in Orenburg, where he was a cadet at the Cossack military school. When Admiral Kolchak occupied Orenburg, the whole school joined the army of the Admiral. In August 1919, when the Siberian army began to retreat under the pressure of the Reds, the sotnik Grechkin gathered 40 people of Kuban and Don Cossacks and with the permission of their commanders decided to go through the rear of the Red army in the General Denikin’s army. During the operation initially they were without shoulder straps, they were met by the people not particularly friendly because they were taken for the Bolsheviks. Then they decided to put the shoulder straps on and continue their operation. After that the picture had changed dramatically, the population met them with bread and salt and helped them in every way, fed them, changed horses without any obstacles (it was a horse group). This group - forty people – went through the rear thousand versts and didn’t meet a single enemy soldier on its way, and only just before the Tsaritsyn Front stumbled upon the Reds and crossed the front without losses and joined the army.

За всеми важными новостями следите в Telegram, во «ВКонтакте»«Одноклассниках» и на YouTube